Олифант Олифант - Секреты крылатых слов и выражений[СИ]
— Эй, тётка, сымай валенок, пятку залатаю.
А кухарки, да служанки, услыхав перезвон колокольцев, да крики зазывал, бегут, прихватив в охапку хозяйскую обувку. Холодный сапожник за работу копейку возьмёт, а барину об том ведать ни к чему.
Мрачно поглядывали московские сапожники из окошек мастерских на это разорение. Сапоги тачать — дело муторное, а тут, глядишь, молоточком пристукнул, и грошик в кармане звякнул.
— От, сукины дети, подмётки на глазах рвут.
Обидно им, да разве пойдёшь в стужу по улицам? Вот и супят брови, сложив руки на чреве. Случалось и запьют. Пьют всю зиму, незваных гостей проклинают. Да, бывало, так загуляют, что и остановиться не могут.
Отсюда на Москве и поговорка — «пить, как сапожник».
ЧЕЛОМ БИТЬ
ЧЕЛО — лоб, часть головы, от темени до бровей. Толковый словарь В. Даля.
Занятно, что слово «человек» происходит от «чело». Иначе выражаясь — «лобастенький».
Некоторые носят на челе «чёлку». Наверное, хотят скрыть, что они не особенно «лобастенькие». Или, наоборот.
Ещё официанта подзывают, — Эй, человек!
Официанты обижаются.
Ворчат под нос, — Сам ты, человек…
ШКУРА НЕУБИТОГО МЕДВЕДЯ
Отказ от дележа шкуры неубитого медведя — одна из черт загадочного русского характера.
В благословенной Европе ни одному охотнику не придёт в голову пойти на медведя, предварительно не оговорив последующий раздел трофеев. Выкурят по трубочке и порешат, что:
сэру А отходит голова животного, должная впоследствии украсить стену кабинета;
сэр Б получит шкуру, которая будет брошена к ногам возлюбленной;
сэр В отвезёт мясо кузену, владельцу первоклассной коптильни;
сэр Г станет обладателем медвежьего жира, столь необходимого для лечения подагры.
В случае гибели одного из охотников, его доля отойдёт наследникам….
На Руси подобная договорённость считается дурной приметой, несущей неудачу.
И пусть, после умерщвления зверя окажется, что его шкура была жизненно необходима всем, без исключения, охотникам. Или же, что каждый отправился в лес исключительно с желанием добыть именно голову!
Подход к решению проблемы — вот где проявляется и сверкает своими гранями русская душа!
Г-н А вызовет остальных стреляться с десяти шагов.
Г-н Б великодушно откажется от своей части добычи, но с условием, немедленного посещения трактира.
Г-н В, свято верящий в судьбу, предложить бросить кости.
Г-н Г расплачется и признается, что хотел порадовать трофеем умирающую мать.
Самое интересное, что медведь таки будет поделен, а охотники расстанутся довольные друг другом.
И потом ещё долго станут вспоминать, как они однажды, морозным осенним утром…
ЭЗОПОВ ЯЗЫК
«Эзоп, создавшим художественный язык иносказаний, был рабом».
Можете представить себе раба, прислуживающего в доме, и разговаривающего на «языке иносказаний»?
Хозяин приказывает Эзопу, — Ступай, поставь на лёд пару амфор рецины. Сегодня я жду к ужину знакомую даму.
А, Эзоп отвечает, — По поводу этой гостьи и Ваших отношений с ней, так и просится на язык аллегория о Лисе и Винограде. Не соблаговолите выслушать?..
Другое дело, работай Эзоп на каменоломне. Надсмотрщик объявляет перерыв и, лишённые развлечений рабы, спешат к баснописцу потешиться его очередным творением.
Тот же, окружённый вниманием, разливается соловьём.
Вот, — влезает на камень, — послушайте из моего последнего цикла «О блохе и льве».
Надсмотрщики лениво поглядывают на рабов из тени палатки.
— Глянь–ка. Что это там собрание?
— Опять Эзоп из второго отряда читает басни.
— Хорошо читает?
— Не Гомер… — позёвывая, отвечает охранник.
ЯБЛОКО РАЗДОРА
Не секрет, что граф Толстой отечественных газетчиков не жаловал. Идёт, бывало, Лев Николаевич с бредешком по пруду, а на берегу, этакие вертлявые господинчики в клетчатых кепках суетятся, блокнотами размахивают.
— Скажите граф, для «Московского Курьера», какой у вас размер лаптей?
— Ваши дети тоже вегетарианцы?
— Господин Толстой, несколько слов для «Ведомостей»! Какую марку сигар вы предпочитаете?
Насупится Лев Николаевич, выхватит из бредня рака, да и в незваных гостей запустит.
Другое дело, иностранный журналист! Тот о встрече известит заранее, тему интервью оговорит и явится без опоздания. Тверёзый, чистый, внимательный. С таким и поговорить не зазорно. О судьбах мира порассуждать, мыслями поделиться.
Но, вот, как–то раз, прибыл в имение некий герр Шульц, корреспондент из Мюнхена. Глянул на него граф, вздохнул — уж больно молод ему журналист показался. Такому бы на вернисажах кофий пить, да на приёмах крутиться, а не здесь, в Ясной Поляне, вопросы задавать. Однако, немец, несмотря на годы, вмиг мнение о себе исправил.
— Не могли бы мы поговорить, — и смотрит умненькими глазёнками, — об особой духовности российского крестьянства?
— Отрадно — расцвёл граф, — что вашу газету подобное интересует. С превеликим удовольствием поговорим.
Расположился поудобнее, чаю с баранками потребовал, да и сел на любимого конька…
К полудню немец весь блокнот исписал. Притомился, но держится молодцом.
— Скажите, граф, а не могли бы мы с вами деревню посетить? Взглянуть, так сказать, на «мужика–богоносца».
— Зачем же в деревню? — Толстой из кресла поднялся. — Сейчас обедать будем, там и поглядите.
Распорядился граф, что б за стол всех дворовых мужиков с бабами усадили.
Помолились. Сидят, щи уплетают. Немец к одному сунулся поговорить, к другому, но те, рожи воротят, помалкивают. Гречку подали. За столом тишина, слышно, как муха в окно бьётся.
— А где же знаменитая русская водка? — невинно спрашивает герр Шульц.
Скривился Толстой, но рукой знак сделал, мол, подать. Выпили по чарочке. По второй, по третьей. Бабы раскраснелись, захихикали.
— На моей родине — захмелел немец. — Есть такая невинная игра — выбирать «королеву стола».
Берёт со стола мочёное яблоко и Толстому протягивает.
— Вот, граф. Пусть это будет призом наипрекраснейшей даме за столом.
Бабы прыснули, на Льва Николаевича вытаращились.
— Не по–нашему это, — отвечает Толстой и рукой яблоко отводит. — Наша крестьянка не красотой, а материнством славна.
— Хорошо, — не унимается Шульц, — отдайте самому трудолюбивому работнику и рачительному хозяину.
— Не принято, — сурово хмурится граф. — Народ наш общностью своей знаменит, а не индивидуумами.
— Пусть самому физически крепкому достанется, — капризничает немец.
— Софьюшка, — Толстой встал, — спасибо за трапезу, а гостю нашему, вели коней запрягать. Притомился он.
Вечером дворовые подрались. Слушая их выкрики: «Кто тут самый рачительный?!» и «Я всем хозяевам хозяин», Лев Николаевич распорядился, — Впредь иностранцев не принимать. Особенно из этих, из германцев.
![Олифант Олифант - Бухта Бо[СИ]](/uploads/posts/books/227760/227760.jpg)
